Стареет бандюга. Скоро кроме как побрюзжать больше ничего не сможет.

Подумаешь… Дом чуть не спалила. На войне все средства хороши!

Только отчего мне кажется, что войну я уже проиграла?

— И куда это, с тобой пойду? — добивала его с огромнейшим удовольствием.

— На опыты тебя сдам.

Да уж.

Тебя бы на опыты, маньячила поехавший.

Подъехали к какой-то клинике, судя по названию на латыни и пафосному зданию — что-то понтовое, как и всё в жизни Севера.

Он открыл мне дверь и, взяв за руку, повёл за собой. Что ж, видимо, и правда в лабораторию меня сдаст.

Стало не по себе. Не нравится мне всё это. Ох, не нравится.

— Ты решил продать меня на органы? — единственная более-менее подходящая к ситуации догадка.

Ну, а что ещё тут подумать можно?

— Нет. На органы долго оформлять. На мясо.

От представленной картинки меня слегка замутило, но успокоила себя тем, что всё-

таки мы в двадцать первом веке живём. Да и каннибалов в Москве не водится.

Хотя, кто его знает… Я вон и про бандитов думала, что сказки. Ан, нет. Вот он, рядышком идёт.

Но откуда он знает об «оформлении» на продажу органов? А вообще, нет, я не хочу знать.

Снова копнула свои эмоции, вывернула их наизнанку, но по-прежнему не нашла ненависти. Плохо. очень плохо. Он уже даже раздражения не вызывает. Кажется, мне таки нужно обследоваться на предмет помешательства.

Прямо у входа нас встречал какой-то лысоватый мужчина. Судя по белому халату и бейджику — врач.

— Добрый день, Матвей Николаевич. Мы готовы, пойдемте, — и зашагал по коридору.

Тут уж совсем подурнело и я остановилась.

— Пойдём, — тихо рыкнул на меня Северов и дернул за руку, но я схватилась за ручку двери, не желая, честно говоря, знать, что там меня ждёт.

— Куда ты меня тащишь? Имей в виду, я не сдамся живой!

Он вздохнул и закатил глаза.

— Угомонись уже, блять! Я просто хочу навестить мать. Постоишь рядом и поедем в твой сраный театр!

Мать?

У таких матери бывают?

С ума сойти…

Я даже открыла рот от удивления. Вот чего угодно ожидала, но чтобы мать, это, конечно, странно.

Почему она в больнице? И почему он так взволнован?

Неожиданно и совершенно некстати захотелось узнать о нем больше. Хоть что-нибудь.

Родился ли он таким тираном, или стал позже? И что произошло с ним, в таком случае? А есть ли у него кто-нибудь кроме матери?

Ох, сколько всего…

Я же по сути ничего не знаю о нем.

А с другой стороны, нафига оно мне надо?!

Ну точно тронулась!

Шла за ним молча, раздумывая о своем… И тут передо мной открылась дверь. От шока даже икнула, а Матвей сильнее сжал мою руку.

Так вот, значит, какая она — та, что родила большого, могучего дядю Севера.

Честно говоря, я уже поняла, что это психиатрическая клиника (больно жутко и зловеще), и ожидала увидеть здесь страшное, растрёпанное существо, мало похожее на женщину. Но ошиблась.

Более красивой женщины я ещё не встречала. Казалось, годы её даже украшают.

Интересно, почему она здесь? С виду вполне здоровая. Ну, если только бледная очень и глаза какие-то пустые.

Правда, уже в следующий момент эти самые глаза зажглись интересом и женщина, наверное, чисто машинально, поправила свои чёрные волосы, с проблесками седины.

Она сидела на кровати и разглядывала нас с каким-то странным прищуром. В этот момент она напомнила мне Севера, хотя, конечно, не удивительно.

Интересно, характер у нее такой же мерзопакостный?

— Мама, — выдохнул Матвей и, отпустив мою руку, стремительно пошёл к ней.

Подошёл и рухнул на колени, положив голову ей на ноги.

Я даже опешила. Надо же, про меня забыл… Что это с ним?

Стало как-то неприятно от мысли, что его сейчас не заботит даже тот факт, что я могу развернуться и убежать. И, наверное, так и следовало бы сделать, но я словно в пол вросла.

Такого я не видела раньше и едва ли увижу снова.

Матвей сейчас был похож… На кого угодно, только не на себя. Не на того Севера, что может ударить или изнасиловать. Не на того Севера, что идёт по трупам и не оглядывается.

Сейчас он был… Ребёнком этой женщины. Даже внешне как-то изменился. Как будто стал не таким грозным и большим…

Может у меня галлюцинации, но я видела, как его трясёт, словно в лихорадке. Даже дыхание сбилось. Такое ощущение, что они не виделись год.

Что вообще здесь происходит?

— Как видите, лечение всё же пошло на пользу и Ирина Кирилловна пошла на поправку… — я только сейчас заметила, что врач всё ещё здесь.

— Выйди, — прохрипел Северов и я поняла, что ему действительно плохо.

Даже жаль немного этого козла…

Доктор поспешно удалился, а я так и осталась стоять, как тополь на плющихе.

Вроде и свалить бы надо, да ноги не идут.

— Кто вы? — спросила его женщина и моя челюсть поехала вниз.

Как это?

Она не узнаёт собственного сына?

Что ж, теперь понятно, отчего она находится здесь.

Матвей поднял голову и уставился на неё. душераздирающее, надо заметить, зрелище. Пусть, конечно, он мудак и так далее по тексту, но всё же живой человек.

И я видела мучительную, раздирающую его боль, что тенью пролегла на его лице.

Как же ему сейчас плохо…

Я привыкла жить без родителей и как-то раньше не задумывалась о семейных ценностях. У меня есть тётя, которая меня кормила, одевала, помогала с уроками.

Но никогда она не проявляла ласки. Всегда твердила, что это лишнее. Что я не должна ее любить, чтобы потом, когда она умрёт, не было больно.

А сейчас я осознала, насколько сильно соскучилась по ней. Что хочу её увидеть.

Что люблю её! И не хочу однажды услышать от неё: «Кто вы?».

Заревела, прикрыв рот ладонью, чтобы не нарушить этот интимный момент. Чтобы не отвлекать их…

— Мам, это же я. Посмотри, мам, это же я, — он говорил негромко, а голос срывался.

Женщина смотрела на него несколько долгих мгновений, показавшихся мне целой вечностью, а затем коснулась пальцами его лица.

Погладила его шрам и всхлипнула.